This site uses cookies.
Some of these cookies are essential to the operation of the site,
while others help to improve your experience by providing insights into how the site is being used.
For more information, please see the ProZ.com privacy policy.
This person has a SecurePRO™ card. Because this person is not a ProZ.com Plus subscriber, to view his or her SecurePRO™ card you must be a ProZ.com Business member or Plus subscriber.
Affiliations
This person is not affiliated with any business or Blue Board record at ProZ.com.
Services
Editing/proofreading, Translation, Subtitling, Native speaker conversation, Language instruction
Expertise
Specializes in:
Law (general)
Linguistics
Poetry & Literature
Cosmetics, Beauty
Food & Drink
Cinema, Film, TV, Drama
Cooking / Culinary
Volunteer / Pro-bono work
Open to considering volunteer work for registered non-profit organizations
Portfolio
Sample translations submitted: 1
Russian to Croatian: Война и мир (Л. Н. Толстой) General field: Art/Literary Detailed field: Poetry & Literature
Source text - Russian Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел от своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Ему представлялось оживленное прекрасное лицо князя Андрея, ему слышались его слова -- не об отношениях его к жене (это не занимало Пьера) -- но его слова о войне и о той будущности, которая могла ожидать его друга. Пьер так безусловно любил и преклонялся перед своим другом, что не мог допустить, чтобы князя Андрея, как скоро он сам того захочет, все не признали замечательным и великим человеком, которому свойственно повелевать, а не подчиняться. Пьер никак не мог представить себе, чтоб у кого бы то ни было, у Кутузова, например, достало духа отдавать приказания такому человеку, очевидно рожденному для первой роли во всем, каким представлялся ему князь Андрей. Он воображал себе своего друга перед войсками, на белом коне, с краткою и сильною речью в устах, воображал себе его храбрость, его успехи, геройство и все, что воображает большинство молодых людей для самих себя. Пьер вспомнил, что он обещался нынче отдать небольшой карточный долг Анатолю, у которого нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество.
- Пошел к Курагину, - сказал он кучеру, думая только о том, где бы провести остаток ночи и совершенно забыв данное князю Андрею слово не бывать у Курагина.
Подъехав к крыльцу большого дома у конногвардейских казарм, в котором жил князь Анатоль Курагин, он вспоминал свое обещание, но тут же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось войти взглянуть еще раз на эту столь знакомую и надоевшую ему беспутную жизнь, и невольно пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, к тому же, еще прежде, чем князю Андрею, он дал также Анатолю слово привезти долг; наконец, он подумал, что все эти честные слова такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет, или случится с ним что-нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного.
Он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В роскошной передней никого не было, валялись пустые бутылки, в углу гора изогнутых карт, плащи, калоши; пахло вином; слышался дальний говор и крик.
Видимо, игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где посередине стояла статуя скаковой лошади во весь рост. Из третьей комнаты слышались яснее возня и знакомые хохот и крики человек шести или восьми. Он вошел в третью комнату, в которой стояли еще остатки ужина. Человек восемь молодых людей, все без сюртуков и большею частью в военных рейтузах, толпились около открытого окна и все вместе по-русски и по-французски кричали непонятные слова.
- Держу за Чаплина сто! - кричал один.
- Смотри, не поддерживать! - кричал другой.
- Я за Долохова! - кричал третий. - Разними, Курагин.
- Одним духом, иначе проиграно! - кричал четвертый.
- Яков, давай бутылку, Яков! - кричал сам хозяин, высокий, статный красавец, стоявший посреди толпы. - Стойте, господа. Вот он, Пьер!
- А! Петр! Петруша! Петр Великий!
- Петр толстый! - закричали со всех сторон, обступая его.
На всех, красных и с красными пятнами, молодых лицах выразилась радость при виде Пьера, который, сняв очки и протирая их, смотрел на всю эту толпу.
- Ничего не понимаю. В чем дело? - сказал он, благодушно улыбаясь.
- Стойте, он не пьян. Дай бутылку, - сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
- Прежде всего пей.
Пьер молча стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, толкуя о чем-то, ему непонятном. Он выпил один стакан залпом; Анатоль с значительным видом налил ему другой. Пьер покорно выпил, хотя и медленнее первого. Анатоль налил третий. Пьер выпил и этот, хотя остановился два раза, чтобы перевести дух. Анатоль стоял подле, серьезно глядя своими прекрасными большими глазами попеременно на стакан, на бутылку и на Пьера. Анатоль был красавец: высокий, полный, белый, румяный; грудь у него была так высока, что голова откидывалась назад, что придавало ему гордый вид. У него был прекрасный свежий рот, густые русые волосы, навыкате черные глаза и общее выражение силы, здоровья и добродушия свежей молодости. Но прекрасные глаза его с чудесными, правильными, черными бровями как будто были сделаны не столько для того, чтобы смотреть, сколько для того, чтобы на них смотрели. Они казались неспособными изменять выражение. Что он был пьян, это видно было только по его красному лицу, но еще более по неестественно выпученной груди и по разинутости глаз. Несмотря на то, что он был пьян и что верхняя часть его могущественного тела покрывалась только рубашкой, раскрытой на груди, -- по легкому запаху духов и мыла, который сливался вокруг него с запахом выпитого вина, по тщательно напомаженной утром прическе его волос, по изящной чистоте пухлых рук и тончайшего белья, по этой белизне и гладкой нежности кожи, -- и в теперешнем состоянии его был виден аристократ, в смысле вошедшего с детства в привычку тщательного и роскошного ухода за своею особой.
- Ну, пей же всю! А? - сказал он серьезно, подавая последний стакан Пьеру.
- Нет, не хочу, - сказал Пьер, запинаясь на половине стакана. - Ну, в чем дело? - прибавил он с видом человека, исполнившего приготовительную обязанность и теперь считающего себя вправе принять участие в общем деле.
- Пей же всю. А? - повторил Анатоль, шире разевая глаза, и поднял своею белою, голою до локтя рукой недопитый стакан. Он имел вид человека, делающего важное дело, потому что всю энергию свою в эту минуту он употреблял на то, чтобы держать стакан прямо, и сказать именно то, что он хотел сказать.
- Говорю - не хочу, - отвечал Пьер, надевая очки и отходя прочь. - О чем вы кричите? - спросил он у толпы, собравшейся у окна.
Анатоль постоял, подумал, отдал стакан слуге и, слегка улыбнувшись своим красивым ртом, подошел тоже к окну.
По пятницам Анатоль Курагин принимал всех у себя, у него играли, ужинали и потом проводили ночь большею частью вне дома. В этот день игра в фараон завязалась продолжительная и большая. Анатоль проиграл немного, и так как он не имел страсти к игре, а играл по привычке, то скоро отстал. Один богач, лейб-гусар, проиграл много, а один семеновский офицер, Долохов, выиграл у всех. После игры, сели очень поздно ужинать. Весьма серьезный англичанин, выдававший себя за путешественника, сказал, что он полагал, по дошедшим до него сведениям, что русские гораздо сильнее пьют, чем он это нашел на деле. Он говорил, что в России пьют только шампанское, а что ежели пить ром, то он предлагает пари, что выпьет больше всех присутствовавших. Долохов, тот офицер, который больше всех выиграл в тот вечер, сказал, что просто о бутылке рома не стоит держать пари, а что он вызывается выпить ее, не отводя ее ото рта и сидя на окне третьего этажа со спущенными наружу ногами. Англичанин предложил пари. Анатоль принял пари за Долохова, то есть, что Долохов выпьет бутылку рома на окне. В ту минуту, когда вошел Пьер, лакеи выставляли раму, чтобы можно было сесть на наружный подоконник. Окно в третьем этаже было достаточно высоко для того, чтоб упавший с него мог убиться до смерти. С разных сторон пьяные и дружелюбные лица рассказывали Пьеру, в чем дело, как будто полагая в том, что Пьер будет знать это дело, какую-то особенную важность.
Долохов был гвардейского пехотного полка офицер, среднего роста, мускулистый, как бы сбитый весь, с широкою и полною грудью, чрезвычайно курчавый и с светлыми голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Рот этот был чрезвычайно приятен, несмотря на то, что почти никогда не улыбался. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В середине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю; острым клином в углах образовывалось постоянно что-то в роде двух улыбок, по одной с каждой стороны, и всё вместе в соединении с прямым, несколько наглым, но огненным и умным взглядом, составляло впечатление такое, что, проходя мимо этого лица, нельзя было не заметить его и не спросить, кто этот обладатель такого красивого и странного лица. Женщинам Долохов нравился, и он искренно был убежден, что безупречных женщин не бывает. Долохов был молодой человек хорошей фамилии, но не богатый; однако он жил роскошно и постоянно играл. Он почти всегда выигрывал; но никто, даже и в отсутствие его, не смел приписывать его постоянный успех чему-нибудь другому, кроме счастья, светлой головы и непоколебимой силы воли. В душе каждый, игравший с ним, предполагал в нем шулера, хотя и не смел сказать этого. Теперь, когда он затеял свое странное пари, пьяное общество приняло особенно живое участие в его намерении. И именно потому, что знавшие его знали, что сказанное им будет сделано. Пьер знал это также и потому только поздоровался с Долоховым и не пытался возражать против его намерения.
Остальное общество состояло из трех офицеров, англичанина, которого видали в Петербурге в самых разнообразных обществах, одного москвича-игрока, женатого толстяка, который был гораздо старше всех, но был однако на ты со всею этою молодежью.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея в штиблетах и кафтанах, видимо, торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Translation - Croatian Već je bilo dva sata po ponoći kada je Pjer otišao od svog prijatelja. Noć je bila lipanjska, peterburška, vedra. Pjer je sjeo u kočiju s namjerom da putuje kući. No, što se više približavao, to je više osjećao da se ne može zaspati na takvu noć, koja je bila više nalik na večer ili na jutro. Moglo se daleko vidjeti po pustim ulicama. Zamišljao je živahno prekrasno lice kneza Andreja, čuo je njegove riječi – ne o njegovom odnosu prema ženi (to nije zanimalo Pjera) – nego njegove riječi o ratu i o budućnosti kakva je mogla čekati njegova prijatelja. Pjer je tako bezuvjetno volio i obožavao svoga prijatelja da nije mogao dopustiti da kneza Andreja, čim on to zaželi, svi ne priznaju čudesnim i velikim čovjekom, kojemu je svojstveno da vlada, a ne da se podčinjava. Pjer nikako nije mogao predstaviti sebi da bi se itko usudio, Kutuzov, naprimjer, davati naredbe takvom čovjeku, očevidno rođenomu da bi bio prvi u svemu, kakvim on vidi kneza Andreja. Zamišljao je svoga prijatelja pred vojskama, na bijelom konju, s kratkim i snažnim govorom u ustima, zamišljao je njegovu hrabrost, njegove uspjehe, junaštvo i sve ono kakvima mladi ljudi žele sebe zamisliti. Pjer se sjetio da je danas obećao vratiti kockarski dug Anatoliju, kod kojega se navečer trebalo sastati kockarsko društvo.
- Idem ka Kuraginu. - rekao je kočijašu, razmišljajući samo o tome gdje bi mogao
provesti ostatak noći i u potpunosti je zaboravio na obećanje koje je dao knezu Andreju da više ne provodi vrijeme kod Kuragina.
Kad je došao do trijema velike kuće kasarni konjičke garde, u kojoj je živio knez Anatolij Kuragin, sjetio se svoga obećanja, no tu mu se, kako to inače biva s ljudima koje nazivaju beskarakternima, prohtjelo da još jedan put baci pogled na taj tako poznati i raskalašeni život koji mu je dosadio, i preko volje mu se u glavi javila misao da obećanje ništa ne znači jer je prije nego knezu Andreju dao i Anatoliju riječ da će mu vratiti dug; naposljetku, pomislio je da su sve te časne riječi zapravo uvjetne stvari koje nemaju nikakva određenog smisla, osobito ako se uzme u obzir da će možda sutra ili umrijeti ili će mu se dogoditi nešto iznenadno, tako da više neće ni postojati pojam časnosti ili nečasnosti.
Popeo se na osvijetljeni trijem, na ušao kroz otvorena vrata. U raskošnom predsoblju nije bilo nikoga, valjale su se prazne boce, u uglu je bila planina savijenih karti, ogrtači, kaljače; mirisalo je na vino; čuo se govor i krik u daljini.
Kao što se vidi, igra su i večera već završili, ali gosti još nisu otišli. Pjer je skinuo ogrtač i ušao u prvu sobu, gdje je u sredini stajao kip uzdignutog trkaćeg konja. Iz treće se sobe jasnije čula graja i poznati hihot i uzvici šestero ili osmero ljudi. Ušao je u treću sobu, u kojoj su još bili ostaci večere. Osmero mladih ljudi, svi bez frakova i većinom u vojničkim hlačama, skupljali su se oko otvorenog prozora i svi skupa na ruskom i na francuskom vikali nepoznate riječi.
- Kladim se u stoticu na Čaplina! – vikao je jedan.
- Gledaj da ne bi pomagao! – vikao je drugi.
- Ja se kladim na Dolohova! – vikao je treći. – Podijeli, Kuragine.
- Naiskap, inače je izgubljeno! – vikao je četvrti.
- Jakove, daj bocu, Jakove! – vikao je sam domaćin, visoki, stasiti ljepotan koji je
stajao u sredini gomile. – Stanite, gospodo. To je on, Pjer!
- A! Petre! Petrice! Petre Veliki!
- Petre debeli! – povikali su sa svih strana i opkolili ga.
Na svim se mladim licima, crvenim i s crvenim pjegama, odrazila sreća kad su vidjeli Pjera, koji je, skinuvši naočale i protrljavši ih, pogledao svu tu gomilu.
- Ništa ne razumijem. U čemu je stvar? – rekao je dobroćudno se nasmiješivši.
- Stanite, on nije pijan. Daj mi bocu, - rekao je Anatolij i, uzevši čašu sa stola
prišao ka Pjeru.
- Prije svega, pij.
Pjer je šutio i počeo piti čašu za čašom, mrko promatrajući pijane goste koji su se ponovno nagurali kraj prozora razgovarajući o nečemu njemu nerazumljivom. Popio je jednu čašu naiskap; Anatolij mu je ulio drugu čašu znakovito ga gledajući. Pjer je pokorno ispio, iako sporije nego prvu. Anatolij je nalio treću. Pjer je popio i nju, premda se zaustavio dva puta da bi udahnuo zraka. Anatolij je stajao pored, strogo gledajući svojim prekrasnim velikim očima naizmjenično u času, u bocu, i u Pjera. Anatolij je bio ljepotan: visok, punašan, svijetle puti, rumen; imao je tako jaka prsa da mu je glava bila zabačena unazad i to mu je pridavalo ponosan izgled. Imao je prekrasna puna usta, gustu smeđu kosu, ispupčene crne oči i odavao je općeniti dojam snage, zdravlja i dobrodušne svježe mladosti. No, njegove prekrasne oči s čudesnim, pravilnim, crnim obrvama kao da su bile stvorene ne zato da bi gledale nego više zato da bi njih same gledali. Činilo se da ne mogu mijenjati izraz. Vidjelo se da je bio pijan po crvenilu na njegovom licu, ali još više po neprirodno izbočenim prsima i po razjapljenim očima. Bez obzira na to što je bio pijan i što je gornji dio njegova silnog tijela bio pokriven samo maramom, otkrivenoj na prsima, – po blagom mirisu parfema i sapuna koji se stapao oko njega s mirisom ispijenog vina, po pomno sređenoj frizuri, po elegantnoj čistoći krupnih ruku i finoga rublja, po toj bjelini i glatkoj nježnosti kože, – i trenutno je njegovo stanje odražavalo aristokrata, u smislu temeljite i raskošne brige za izgled, navike koju je stekao još u djetinjstvu.
- Na, popij sve! A? – rekao je ozbiljno, dajući posljednju čašu Pjeru.
- Ne, ne želim – rekao je Pjer, zapinjući na pola čaše. – No, u čemu je stvar? - dodao je poput čovjeka koji je ispunio pripremnu dužnost i sada smatra da ima pravo sudjelovati u zajedničkom pothvatu.
- Popij sve! A? - ponovio je Anatolij još šire razrogačivši oči i podigao neispijenu čašu svojom bijelom rukom, golom do lakta. Izgledao je kao čovjek koji radi nešto važno jer je svu svoju energiju u toj minuti usmjeravao na to da drži čašu uspravno i da reče upravo ono što želi reći.
– Kažem – ne želim, – odgovarao je Pjer dok je stavljao naočale i pomicao se sa strane.
– Što se derete? – pitao je gomilu koja se okupila kraj prozora.
Anatolij je zastao, promislio, predao čašu slugi i, lagano se osmjehnuvši svojim lijepim ustima, također prišao prozoru.
Petkom je Anatolij Kuragin primao sve kod sebe, tamo su igrali i jeli, a potom provodili noć većim dijelom izvan kuće. Taj se dan započela velika i duga igra faraona. Anatolij je izgubio nešto novca i, jer nije imao strast prema igri nego je igrao iz navike, skoro odustao. Jedan bogataš, leib-husar , izgubio je mnogo novca, a jedan semjonovski časnik , Dolohov, dobio je sve. Krenuli su večerati jako kasno, nakon igre. Uvijek ozbiljni Englez, koji se predstavljao kao putnik, rekao je da je mislio, sudeći po informacijama koje su k njemu dolazile, da Rusi puno više piju nego što se u stvarnosti pokazalo. Govorio je da u Rusiji piju samo šampanjac, a da se, ako se pije rum, on kladi jer će onda popiti više od svih prisutnih. Dolohov, časnik koji je dobio više od svih tu večer, rekao je da mu se ne isplati kladiti na bocu ruma i da on volontira da je popije ne odmičući je od usta i sjedeći na prozoru trećeg kata s nogama prema van. Englez se kladio. Anatolij se kladio na Dolohova, to jest, kladio se da će on popiti bocu ruma na prozoru. Onda kada je Pjer ušao, lakeji su uklanjali okvir da bi se moglo sjesti na vanjsku prozorsku dasku. Prozor je na trećem katu bio dovoljno visoko postavljen da bi onaj tko bi pao s njega mogao ostati na mjestu mrtav. Pijana su i druželjubiva lica sa svih strana govorila Pjeru u čemu je stvar, kao da su vjerovala da će Pjer znati što je to i kakvu osobitu važnost ima.
Dolohov je bio časnik garde pješačke pukovnije, osrednje visine, mišićav, nekako zbijen, širokih i jakih prsa, izrazito kovrčav i svijetlo plavih očiju. Imao je dvadeset pet godina. Nije imao brkove, kao što ni svi ostali časnici nisu imali, i njegova su usta, najdojmljiviji dio njegova lica, bila u potpunosti otkrivena. Bila su to vrlo lijepa usta, bez obzira na to što se skoro nikada nije smijao. Linije su njegovih usta bile zadivljujuće tanko iscrtane. Gornja se usna po sredini energično spuštala na čvrstu donju: pod oštrim kutem na rubovima formiralo se konstantno nešto nalik na dva osmijeha, po jedan sa svake strane, i sve je skupa zajedno s oštrim, pomalo drskim, ali vatrenim i pametnim pogledom, ostavljalo dojam da, prolazeći kraj takvog lica, ono nije moglo ostati nezamijećeno i postavljalo se pitanje tko je vlasnik tako lijepog i neobičnog lica. Ženama se Dolohov sviđao, a on je bio iskreno uvjeren da ne postoji savršena žena. Dolohov je bio mladić iz dobre obitelji, ali nije bio bogat; bez obzira na to živio je raskošno i redovito se kladio. Gotovo je uvijek pobjeđivao; no, nitko, čak i u njegovom otsutstvu, nije smio pripisivati njegov uspjeh ničemu drugome nego sreći, bistroj pameti i nepokolebljivoj snazi volje. Duboko je u sebi svatko mislio da je on varalica, makar nitko nije smio to reći naglas. Sada, kada je napravio neobičnu okladu, pijana je gomila pokazala osobiti interes za njegove namjere. Pogotovo zato što su znali da onako kako kaže, tako i bude. Pjer je to također znao i zato se samo pozdravio s Dolohovim i nije ni pokušavao govoriti išta protiv njegovih namjera.
Ostalo se društvo sastojalo od tri oficira, Engleza, kojega su viđali u Peterburgu u raznoraznim društvima, jednoga Moskovljanina, oženjenog debeljka, koji je bio puno stariji od svih, ali je svejedno bio na ”ti” sa svom tom mladosti.
Boca je ruma bila prinesena; okvir, koji nije dopuštao da se sjedne na vanjski kraj prozora, slamala su dva lakeja u čizmama i kaftanima, očigledno u žurbi i strahu od savjeta i krikova gospode koji su ih okruživali.
More
Less
Translation education
Master's degree - University of Zadar
Experience
Years of experience: 4. Registered at ProZ.com: Nov 2020.
Get help on technical issues / improve my technical skills
Learn more about additional services I can provide my clients
Learn more about the business side of freelancing
Improve my productivity
Bio
I am a Croatian native speaker born in Dubrovnik who studied Russian and Latin language (and Russian and Roman literature) at the University of Zadar. While studying I also visited many foreign countries and met many people from different cultures who spoke different languages. In 2017 I attended World Festival of Youth and Students (which was then held in Sochi, Russia) and spent there around 10 days with other three of my student colleagues. In 2019, at my final semester I went on an Erasmus exchange in Tallinn, Estonia and spent there almost five months (one semester) before returning back to Croatia. I also visited Moscow (2 times, I loved it) and St. Petersburg. I loved meeting people from different countries and talking to them, learning more about their language and culture. Recently I completed Master's degree in Russian language and literature (January 2020). I also have a bachelor's degree in Latin language and Roman literature. I have not yet been working as a translator but I would like to start out at this page, as it was recommended to me to try it out. I have some experience translating texts within the course I took at the university that concerned translating literary texts from Russian to Croatian (one of the translated texts I enclosed at my page). To pass this course each student was required to present a 10 page translation portfolio, simulating real working conditions that a professional translator would have. The languages I am willing to work with are English (even though I did not study it, I consider myself proficient in English), Russian, and Croatian, of course. I am also willing to offer a service of translating subtitles for movies and TV series.
Portfolio