Ce que je vais raconter de ma première nuit de New York fera sourire les Américains;
aussi bien est-ce dans ce but que je l'écris. Dans un livre du merveilleux Rudyard Kipling,
je me rappelle avoir lu les épouvantes du sauvage Mowgli la première fois qu'il coucha
dans une cabane close: l'impression de sentir un toit au-dessus de sa tête lui devint bientôt
si intolérable, qu'il fut obligé d'aller s'étendre dehors à la belle étoile. Eh bien! J'ai presque
subi cette nuit une petite angoisse analogue, et c'étaient les gratte-ciel, c'étaient les grandes
lettres réclames au-dessus de moi, c'étaient les grands tonneaux rouges montés sur leurs
échasses de fonte; trop de choses en l'air, vraiment, pas assez de calme là-haut. Et puis, ces
six millions d'êtres humains tassés alentour, ce foisonnement de monde, cette superposition à
outrance oppressaient mon sommeil. Oh! Les gratte-ciel, déformés et allongés en rêve! Un en
particulier (celui du trust des caoutchoucs, si je ne m'abuse), un qui surgit là très proche, un
tout en marbre qui doit être d'un poids à faire frémir! Il m'écrasait comme une surcharge, et
parfois quelque hallucination me le montrait incliné et croulant...
C'est dimanche aujourd'hui; le matin se lève dans une brume lourde et moite; il fera une
des chaudes journées de cette saison automnale qu'on appelle ici «l'été indien». Sur New
York pèse la torpeur des dimanches anglais et, dans les avenues, les voitures électriques
ont consenti une trêve d'agitation. Rien à faire, les théâtres chôment et demain seulement je
pourrai commencer à suivre les répétitions du drame qui m'a amené en Amérique. Mais dans
le voisinage, tout près, il y a Central Park, que j'aperçois par ma fenêtre, avec ses arbres déjà
effeuillés; j'irai donc là, chercher un peu d'air et de paix. | То, что я собираюсь рассказать о моей первой ночи в Нью-Йорке, заставит американцев улыбнуться – для этого я и пишу. Я помню, как прочел в одной из книг замечательного сказочника Редьярда Киплинга про страх, который охватил дикого Маугли, когда он в первый раз лег спать в хижине: ощущение нависшей над головой крыши вскоре стало для него настолько нестерпимым, что он решил провести остаток ночи под открытым небом. Так вот. В свою первую ночь в Нью-Йорке я испытал похожее тревожное чувство: небоскребы, большие буквы реклам надо мной, огромные красные бочки, установленные на чугунных опорах – наверху было столько всего, что это будило во мне беспокойство. А это шестимиллионное скопище людей вокруг, эта скученность и немыслимая давка рождали гнетущие сновидения. О! Какими искаженными и длинными предстали предо мной во сне небоскребы! Один из них (в котором, если не ошибаюсь, размещается каучуковый трест), весь из мрамора, внезапно возник совсем близко от меня, и мощь его внушила мне трепет. Он давил на меня непосильным грузом и иногда мне казалось, будто он пошатнулся и падает... Сегодня воскресенье; в густом и липком тумане занимается утро, меня ожидает один из тех теплых осенних дней, что называют здесь «бабьим летом». На Нью-Йорк опустилось затишье английского воскресенья, электромобили на улицах решили сделать передышку и прекратили свое суматошное движение. Ничего не поделаешь, театры закрыты и только завтра я смогу попасть на репетицию пьесы, ради которой и приехал в Америку. По соседству со мной, совсем близко, расположен Центральный парк, который я вижу сейчас в окно: с деревьев уже опали листья. Пожалуй, пойду туда – дышать свежим воздухом и наслаждаться тишиной.
|